Человек космоса - Страница 60

Оставаясь телом на ночной террасе.

Все-таки бывают минуты, когда возвращаться приятно.

Комнаты служанок. Наша спальня. Нет, заходить рано. Зеленая звезда еще висит над утесами. Еще бродят тени по террасе, и кровь памяти моей струится по ножу.

Я лучше выйду на балкон... вот: занавесь откидывается, шурша... Стою, глядя в небо. Вон Плеяды: бегут, летят, спасаются от сумасшедшего Ориона-охотника. Вон Волопас. Дальше выгнулся Посейдонов Жеребец. Машет гривой.

На одной из наших осадных башен был похожий навес.

В виде конской головы.

...Башню мы оставили на Фимбрийской равнине. Бросили. Когда троянцы обнаружили на рассвете опустевший лагерь, они обезумели. Следы бегства — хуже дурмана. Вместо того чтобы проверить, убедиться, распахнули ворота настежь. Бросились в поле: толпами. Мужчины, дети. Старики. Женщины. Многие воины без оружия. Кого-то затоптали в суматохе. Выбежав на берег, грозили кулаками в сторону моря, сыпали проклятиями. Камни швыряли.

Будто насмерть обиделись за наше отплытие. Или больше всего на свете хотели довоевать. Как пьяница, уже на грани беспамятства, жаждет допить последний кувшин.

Я не видел этого. Тоже рассказали: потом. А помню так, словно видел. В башне с конской головой раздался крик, и вскоре наружу извлекли связанного человека. Начали бить, выпуская пар досады; опомнились. Учинили допрос.

Этого человека я отобрал сам.

Опытный свинопас, он был мне родичем по деду Автолику. Троюродный брат получался. Язык что бритва. Когда надо было прощупать портовых крыс, укрывателей «пенного сбора», запускали его. Под личиной, всегда разной. Врал, не краснея, и крысы верили. Откликались. В свою очередь принимались трепаться напропалую. Да, я правильно сделал, выбрав именно его. Родича по деду. Подобие себя самого; просто мне нельзя было. Позже я спрашивал: что врал? чем привел горожан в экстаз?! — а он отмалчивался.

Забыл, отвечал. Трещал как сорока, а о чем — забыл.

Зато Елена плясала вокруг пустой башни, нагая, и выкрикивала наши имена на разные голоса. Дразнилась. И нагота Прекрасной вызывала отвращение, смешанное с похотью.

Смешно: еще прошлой ночью люди Гелена тайком провели нас в город. Спрятали по домам. А могли бы и не проводить. Не прятать. Когда троянцы швырялись камнями в море, а потом ликовали вокруг лагеря, можно было въехать в Трою на колесницах. В строю. С песнями. И никто не заметил бы, опьяненный вином победы. Возможно, я преувеличиваю. Возможно, приуменьшаю. Страшная вещь: победа. Я знал это, когда клал перья из ее белых крыльев приманкой в западню.

Нам нельзя было — в строю, на колесницах. С песнями: нельзя.

Нам надо было иначе.

По-человечески.

Тайный отряд, чьей задачей было открыть ночью ворота мирмидонцам, я тоже собирал лично. Всех, у кого серебро шло горлом. Героев на грани. Синеглазый Диомед. Аякс-Малый. Идоменей-критянин из рода древних Миносов. Юный сын малыша — на всякий случай.

Я сам.

В первую очередь.

Чтобы искупаться в человеческой подлости по самые уши. Отмыться алым водопадом от лишнего серебра. Тщетная надежда, но все-таки...

Когда троянцы устроили праздничное жертвоприношение, с алтаря поползли змеи. Огромные. Жадные. Какого-то Аполлонова жреца с сыновьями задушили сразу; многих напугали. Говорят, в небе кружились орлы-гиганты, но ниже опускаться не торопились. Почему-то все сочли происходящее благим знамением. В дурмане победы. Или жреца этого терпеть не могли.

Гелен рассказывал: зануда он...

Еще Гелен рассказывал: часть союзников после гибели жреца спешно удалилась восвояси. Дескать, война закончена, мы больше ни к чему. Благодарности не надо. Ушли мизийцы, которых возглавлял птицегадатель Эн-номос — удаляясь, он все поглядывал на небо и кусал губы. Покинули городские пределы, быстро уходя на восток, терейцы с апезянами: у этих в вождях числились сыновья прославленного ясновидца Меропа Терейского. Еще кое-кто живо засобирался...

Здешние махнули им вслед рукой и продолжили торжество.

%%%

Дом тих. Устал. Дремотная тишина бродит рядом со мной. Я снова на террасе. Будто и не уходил никуда. Я на самом деле не уходил, но это пустяки. Важно другое: треск в моих ушах. Треск пожара. Гул пламени, пожирающего Трою. Совсем другая ночь. И зеленая звезда в ужасе прянула за вершину Гаргара, когда мы взяли город за горло. Подкравшись со спины.

Дядя Алким, ты был бы доволен.

Счастлив.

Это я договорился, чтобы нашу долю добычи нам выдали заранее. И сложили в укромных, заблаговременно отведенных местах. Иначе многие заупрямились бы. А так: условия выполнялись честно. Все помеченные дома дарданов и тех троянцев, о ком условливались, брались под охрану. Аргосцами Диомеда. Критянами Идоменея. Моими свинопасами. Люди знали: грабить ни к чему. Насиловать ни к чему. Можно честно охранять. Добыча и пленницы подождут, где надо.

Впрочем, вру. Моих свинопасов в охрану не ставили. Под видом пленных и добычи они выводили к нашим кораблям спасаемых горожан вместе с имуществом.

Утром узнал: сын малыша успел стяжать великую славу. За одну ночь — как за десять лет. Торопился мальчик; спешил. Это он зарезал басилея Приама, искавшего укрытия у Зевесова алтаря. Это он принес младшую из Приамовых дочерей в жертву погибшему отцу. Это он вырвал младенца-Гекторида из рук матери и разбил ребенку голову об угол стены. Изнасиловал жену Гектора и забрал ее себе: невольницей. Это он...

Возможно, я закончил войну слишком рано.

Убийца отца, лучше бы я стал убийцей сына.

...Иногда чудится: меня обманули. Хитрый Ангел нарочно затеял памятный разговор, после которого я взял в руки Лернейскую смерть. Костистый старик по имени Геракл, мне говорили, что мы с тобой похожи. Я огрызался. Спорил. Втайне гордился. Но мы действительно похожи. Ты убивал чудовищ, пред кем отступали олимпийцы. И я убивал чудовищ. Пред кем отступали...