Человек космоса - Страница 58

Никому не позволено перейти границу. Цель оправдывает средства. И все-таки: я попробую. Не убивать.

— Если корабль везет товары, а кормчий направляет судно, спасая его от рифов и мелей, от злых ветров и ураганов — кто достоин доли в будущей выручке? Корабль или кормчий?!

Сошлись пузырьки. Я не есть все, но я есть во всем. Словами, сказанными вполголоса. Произнесенными так, чтобы лица повернулись ко мне. Даже знатные троянцы-пленники, приведенные для пущего величия похорон, очнулись от горестного забытья.

Я — ребенок у предела.

Слушайте мой плач; слушайте мой смех.

Я — Одиссей, сын Лаэрта.

— Если бык тянет груженую повозку, а возница оберегает груз, выбирая безопасную дорогу, — кто достоин награды? Бык или возница?!

Все ближе и ближе. К краю. Не они — я. Но это лучше, чем убивать.

— Если могучий Аякс Теламонид выносит из боя тело погибшего героя, а Одиссей Лаэртид крушит врагов, расчищая путь и оберегая могучего с его ношей, — кто достоин обрести доспех убитого?

Теперь выждать.

Пока зазубренные наконечники плотно зацепятся за каждого.

Пора.

— Я, Одиссей, сын Лаэрта, говорю пред вами, вожди: мое!

%%%

Мне не нужен доспех малыша. Совершенно. И все же: когда было единогласно решено-отдать его в награду хитроумному Одиссею... Лук Аполлона, стрелы Геракла и доспех Ахилла: как я вам нравлюсь. Глубокоуважаемые? Туча и молния, лавр и дельфин, сова и олива — как?!

...боль и восторг: жгучая смесь.

Не смотри так, мой Старик. Отвернись.

TPOAДA.

Ахейский лагерь, кручи Ройтейона.

Ламикаские пастбища (Эпитафия)

Стемнело рано. Тучи плотно укрыли небо, закутав созвездия в шерстяную мантию. Серп месяца изредка рассекал тьму, чтобы высунуться рогатой бестией, вдохнуть свежего, напоенного морской прохладой воздуха — и вновь нырнуть под одеяло. Редкие костры светили чахло, задыхаясь. Далеко, в Идских предгорьях, надрывалась ночная птица: оплакивала сгоревший день.

У береговых скал, невидимый во мраке, ждал Калхант.

Время встречи.

— ...они завидуют... все!.. я — самый сильный... . Наверное, если бы не это глухое бормотанье. Одиссей проскочил бы мимо.

— ...Малыш... один малыш был... братик!.. убили. Теперь я... я вместо! Самый сильный... обманули... ничего...

Поблизости заворочалась, сойдя с ума, каменная глыба. Рыжий невольно попятился. Неужто кто-то из древних титанов исхитрился восстать из бездн Тартара?! Или родное безумие шутки шутит? Под тяжкой поступью явственно содрогнулась земля. И еще раз, ближе. Бледный серп месяца в очередной раз прорвался сквозь дыру в хламиде облаков, и Одиссей наконец увидел. Человек-гора приподнимал ногу для очередного шага. С бедер осыпался щебень; глаза у человека-горы были из мела. Белые, слепые. Шершавые валуны мускулов. Лишайник волос на предплечьях, грубо вытесанное лицо. В ущелье рта мечется пойманный ветер:

— ...обманули... забрали... Мое! Они... Не замечая Одиссея, человек-гора двигался в сторону центральных шатров.

— ...Я их... всех! Я — сильный. Я самый... я всех... Убью. Хорошо будет. Трою возьму. Сам. Без них. Мешают только... обманули...

Рыжий оторопело глядел вслед уходящей во мрак горе. Пойманной рыбой, отчаянно билась одна-единственная мысль: «Надо было отдать ему проклятый доспех. Надо было отдать! Надо было...» Очнись! — велела скука. Приди в себя, глупец! Отдать — и что дальше?! Что изменилось бы?! Аякс всегда хотел быть первым. Когда погиб малыш, он им стал. Какая теперь разница: в доспехе, без?

— ...Всех убью. Всех!.. Это они мне... не давали!..

Одиссей... Агамемнон... Диомед... и этот... как его... Всех убью!..

Второй сделался первым. Божество Силы требовало жертв.

Рука сама собой потянулась за луком. Вспыхнула уверенность: отравленная стрела также явится, только позови. Лишь в последний миг рыжему невероятным усилием удалось остановиться. Нет! Опомнись, Большой! Не заставляй меня делать это! Не вынуждай любить тебя так, как я любил малыша!..

— ...убью...

И удаляющаяся дрожь земли.

Хорошо, Аякс. Попробуем иначе. У меня не получилось с доспехом. Я попытаюсь еще раз: не убивать. Шатер Менелая был уже близко, когда Одиссей догнал каменного мстителя. Забежал вперед. Встал на пути, загораживая дорогу. Черной тенью на фоне рыжего пламени костра.

Человек-гора врос в землю.

— Да, это я! Одиссей, сын Лаэрта! Ведь это я тебе нужен?

— ...убью... обманул!..

Земля встала на дыбы. Если бы не привычка удерживать равновесие: на скользких бревнах, на качающейся скорлупке корабля, в «вороньем гнезде»... Одиссей увернулся от страшных объятий. Прыгнул в сторону, оглянулся: здесь ли Аякс? Не потерял ли врага из виду? А убедившись, легко и неторопливо, чтобы преследователь не отстал, побежал в темноту. Туда, где таились скалистые кручи Ройтейона. Прочь от лагеря.

Несколько раз рыжий останавливался. Поджидал человека-гору, всем телом ощущая сотрясения тверди. Слыша приближающееся неразборчивое бормотанье:

— ...трус... бежишь? Я самый сильный!.. Завидуете... все завидуете... мое...

Одиссей бежал долго. Огни лагеря давно исчезли за утесами. Месяц утонул в тучах. А за спиной по-прежнему тряслась земля под шагами новорожденного титана. Этот не отступится. Скорее уж быстроногий сын Лаэрта упадет без сил, чем человек-гора оставит преследование.

— ...убью... всех!.. обманули...

Каким чудом Одиссей не наступил ни на одну из коровьих лепешек, щедро разбросанных по лугу, он и сам не знал. Повезло, наверное. Вспомнился давешний сон: бег по смутной дороге, надрыв безумного состязания, а весь путь завален бычьим дерьмом, и очень важно обогнуть, не поскользнуться...